Домик Лэндора
— широкого, с незакругленными углами. Особенность этого материала
заключается в том, что дома, из него выстроенные, кажутся шире в нижней
части, нежели в верхней — на манер египетской архитектуры; и в настоящем
случае этот весьма живописный эффект усиливали бесчисленные горшки с пышными
цветами, почти скрывавшие основание дома.
Дом был выкрашен тускло-серой краской; и художник легко себе
представит, что за счастливое сочетание образовывал этот нейтральный оттенок
с ярко-зеленой листвою тюльпанного дерева, частично осенявшего коттедж.
Если, как я описывал, смотреть на здания, стоя у каменной стены, то они
представали в очень выгодном свете — ибо вперед выступал юго-восточный угол
— так что глаз охватывал оба фасада сразу, с живописной восточной стороною,
и в то же время видел достаточную часть северного крыла, хорошенькую крышу
беседки и почти половину легкого мостика, пересекавшего ручей в
непосредственной близости от главных зданий.
Я оставался на гребне холма не очень долго, но достаточно для того,
чтобы во всех подробностях рассмотреть вид подо мной. Было ясно, что я
сбился с пути в Деревню и поэтому по праву путника мог открыть ворота и хотя
бы спросить дорогу; и, без дальнейших церемоний, я направился внутрь.
Тропинка внутри ворот вела по естественному выступу и понемногу плавно
опускалась по склону скал на северо-востоке. Она повела меня к подножью
обрыва в северной стороне, оттуда — через мост и, обогнув дом с восточной
его оконечности, подвела к парадному. Я заметил, что флигели пропали из
вида.
Когда я поворачивал за угол, ко мне в напряженной тишине по-тигриному
прянул мастиф. Однако в залог дружбы я протянул ему руку — и я не встречал
еще собаку, способную воспротивиться, когда подобным образом взывают к ее
вежливости. Пес не только захлопнул пасть и завилял хвостом, но и дал мне
лапу — а затем распространил свою любезность и на Понто.
Не обнаружив звонка, я постучал тростью в полуоткрытую дверь. И тут же
к порогу приблизилась фигура — молодая женщина лет двадцати восьми —
стройная или, скорее, даже хрупкая, чуть выше среднего роста. Пока она
приближалась с некоторой не поддающейся описанию скромною решимостью, я
сказал себе: «Право же, я увидел совершенство естественного, нечто прямо
противоположное заученной грациозности». Второе впечатление, произведенное
ею на меня, и куда более живое, нежели первое, было впечатление горячего
радушия. Столь ярко выраженная, я бы сказал, возвышенность или чуждость
низменным интересам, как та, что сияла в ее глубоко посаженных глазах,
никогда еще дотоле не проникала мне в самое сердце сердца {8*}. Не знаю
почему, но именно это выражение глаз, а иногда и губ — самая сильная, если
не единственная чара, способная вызвать у меня интерес к женщине.
«Возвышенность», — если мои читатели вполне понимают, что я хотел бы
выразить этим словом — «возвышенность» и «женственность» кажутся мне
обратимыми терминами; и, в конце концов, то, что мужчина по-настоящему любит
в женщине — просто-напросто ее женственность. Глаза Энни (я услышал, как
кто-то внутри позвал ее: «Энни, милая!») были «одухотворенно серого» цвета;
ее волосы — светло-каштановые; вот все, что я успел в ней заметить.
По ее приглашению, весьма учтивому, я вошел в дом и сперва очутился в
довольно широкой прихожей. Я пришел главным образом для наблюдений и поэтому
обратил внимание, что справа от меня находилось окно, такое, как на фасаде;
налево — дверь, ведущая в главную комнату; а прямо передо мной открытая
дверь давала мне увидеть маленькую комнату, одной величины с прихожей,
обставленную как кабинет, в котором большое окно фонарем выходило на север.
Пройдя в гостиную, я оказался в обществе мистера Лэндора — ибо, как я
узнал впоследствии, такова была его фамилия. В обращении он был приветлив,
даже сердечен; но именно тогда мое внимание более привлекала обстановка
жилья, столь меня заинтересовавшего, нежели облик его хозяина.
В северном крыле, как я теперь увидел, помещалась спальня, дверь
соединяла ее с гостиною. К западу от двери выходило на ручей единственное
окно. В западной стене гостиной был камин и дверь, ведущая в западное крыло
— вероятно, в кухню.
Ничто не могло бы суровою простотою превзойти обмеблировку комнаты. Пол
устилал ковер превосходной выработки — с круглыми зелеными узорами по белому
полю. На окнах висели занавески из белоснежного жаконета: они были
достаточно пышны и ниспадали к полу резкими, быть может, чрезмерно жесткими
складками — и доходили точно до пола. Стены были оклеены бумажными
французскими обоями весьма тонкого вкуса, с бледно-зеленым зигзагообразным
орнаментом по серебряному полю. Стена оживлялась тремя изысканными
литографиями Жюльена {9*} a trois crayons {Трехцветные (франц.).},
повешенными без рамы. Одна из них изображала сцену восточной роскоши или,
скорее, сладострастия; другая — карнавальный эпизод, исполненный
несравненного задора; третья — голову гречанки, и лицо, столь божественно
прекрасное и в то же время со столь дразнящею неопределенностью выражения,
никогда дотоле не привлекало моего внимания.
Более основательная мебель состояла из круглого стола, нескольких
стульев (в том числе большой качалки) и софы или, скорее, небольшого дивана;
материалом ему служил простой клен, окрашенный в молочно-белый цвет, слегка
перемежаемый зелеными полосками; сиденье плетеное. Стулья и стол — того же
стиля; но формы их всех, очевидно, являлись порождением ума, который
измыслил и весь «участок»; ничего изящнее и представить себе невозможно.
На столе лежали несколько книг, стоял большой квадратный флакон из
хрусталя с какими-то новыми духами; простая астральная (не солнечная) лампа
{10*} из матового стекла, с итальянским абажуром, и большая ваза, полная
великолепных цветов. Цветы с многообразной яркой окраской и нежным ароматом
были единственным, что находилось в комнате только ради украшения. Камин
почти целиком занимала ваза с яркой геранью. На треугольных полках по всем
углам стояли такие же вазы, отличные друг от друга лишь своим прелестным
содержимым. Один-два букета поменьше украшали каминную полку, а поздние
фиалки усеивали подоконники открытых окон.
Цель настоящего рассказа заключается единственно в том, чтобы дать
подробное описание жилища мистера Лэндора, каким я его нашел.
Дополнение к «Поместью Арнгейм»
(LANDOR’S COTTAGE.
A Pendant to «The domain of Arnheim»)
1* Сальватор — см. примечание 4 к рассказу «Лось».
2* Сассафрас — см. примечание 9 к рассказу «Тайна Мари Роже».
3* Катальпа — род растений семейства бигноновых. Деревья этих видов
распространены в Северной Америке.
4*…все арабские благовония. — ср. В. Шекспир. «Макбет». V, 1.
5* Мастиф — порода собак.
6* Ватек — герой одноименной фантастической повести В. Бекфорда (см.
примечание 3 к рассказу «Ты еси муж, сотворивый сие!»). Издана на
французском языке в 1782 г., на английском в 1786 г. Описание адской
террасы, увиденной Ватеком, см. в книге: Г. Уолпол, Ж. Казот, У. Бекфорд.
Фантастические повести. Л., изд-во «Наука», 1967, стр. 221.
7* Трупиал — птица черного цвета отряда воробьиных.
8* …сердце сердца — В. Шекспир. «Гамлет», III, 2.
9* Жюльен, Пьер (1731 — 1804) — французский художник и скульптор.
10* Астральная лампа — лампа, свет которой падает сверху.
* Примечания составлены А. Н. Николюкиным. Воспроизводятся (с опущением
библиографических данных) по изданию: Эдгар А. По. Полное собрание
рассказов. М.: Наука, 1970. Серия «Литературные памятники». — Прим. ред.
-
Tweet