Повесть крутых гор
примечательные черты. Во всяком случае, так думал я, глядя на миниатюру.
— Посмотрите, — сказал Темплтон, — на год, каким помечена акварель.
Видите, вон в том углу еде заметные цифры — тысяча семьсот восемьдесят? Это
год написания портрета. Он изображает моего покойного друга, некоего мистера
Олдеба, с которым я близко сошелся в Калькутте в губернаторство Уоррена
Гастингса. Мне было тогда лишь двадцать лет. Когда я увидел вас в Саратоге,
мистер Бедлоу, именно чудесное сходство между вами и портретом побудило меня
искать знакомства и дружбы с вами, а также принять ваше предложение, которое
позволило мне стать вашим постоянным спутником. Мной при этом руководили
главным образом скорбные воспоминания о покойном друге, но в определенной
степени и тревожное, не свободное от ужаса любопытство, которое возбуждали
во мне вы сами. Рассказывая о видении, явившемся вам среди холмов, вы с
величайшей точностью описали индийский город Бенарес на священной реке
Ганге. Уличные беспорядки, схватка с толпой и гибель части отряда
представляют собой реальные события, имевшие место во время восстания Чейт
Сингха, которое произошло в тысяча семьсот восьмидесятом году, когда Уоррен
Гастингс чуть было не распростился с жизнью. Человек, спустившийся по
веревке, сплетенной из тюрбанов, был Чейт Сингх. В павильоне укрылись сипаи
и английские офицеры во главе с самим Гастингсом. Среди них был и я. Когда
один из офицеров безрассудно решился на вылазку, я приложил все усилия,
чтобы отговорить его, но тщетно — он пал в одной из улиц, пораженный
отравленной стрелой бенгальца. Этот офицер был моим самым близким другом.
Это был Олдеб. Как покажут вот эти записи, — доктор достал тетрадь,
несколько страниц которой были исписаны и, очевидно, совсем недавно, — в те
самые часы, когда вы грезили среди холмов, я здесь, дома, заносил эти
события на бумагу.
Примерно через неделю после этого разговора в шарлоттс-виллской газете
появилось следующее сообщение: «Мы должны с прискорбием объявить о кончине
мистера Огестеса Бедло, джентльмена, чьи любезные манеры и многие
достоинства завоевали сердца обитателей Шарлоттсвилла.
Мистер Б. последние годы страдал невралгией, припадки которой не раз
грозили стать роковыми, однако этот недуг следует считать лишь косвенной
причиной его смерти. Непосредственная же причина поистине необыкновенна. Во
время прогулки по Крутым горам несколько дней тому назад покойный
простудился, и у него началась лихорадка, сопровождавшаяся сильными
приливами крови к голове. Поэтому доктор Темплтон решил прибегнуть к
местному кровопусканию, и к вискам больного были приложены пиявки. Через
ужасающе короткий срок больной скончался, и тогда выяснилось, что в банку с
медицинскими пиявками случайно попал ядовитый кровосос — один из тех,
которые иногда встречаются в пригородных прудах. Этот мерзкий кровопийца
присосался к малой артерии на правом виске. Его сходство с медицинской
пиявкой привело к тому, что ошибка была обнаружена слишком поздно.
Примечание. Шарлоттсвиллский ядовитый кровосос отличается от
медицинской пиявки черной окраской, а главное, особой манерой извиваться,
напоминающей движение змеи».
Я беседовал с издателем шарлоттсвиллской газеты об этом необыкновенном
происшествии и между прочим спросил, почему фамилия покойного была
напечатана «Бедло».
— Полагаю, — сказал я, — у вас были какие-то основания для такого ее
написания, по мне всегда казалось, что она оканчивается на «у».
— Основания? — переспросил он. — Нет, это просто типографская опечатка.
Конечно, фамилия покойного пишется с «у» на конце — Бедлоу, и я ни разу в
жизни не встречал иного ее написания.
— В таком случае, — пробормотал я, поворачиваясь, чтобы уйти, — в таком
случае остается только признать, что правда действительно бывает любого
вымысла странней: ведь «Бедлоу» без «у» — это же фамилия «Олдеб», написанная
наоборот! А он хочет убедить меня, что это просто типографская ошибка!
-
Tweet