Эдгар По

---

Есть темы, проникнутые всепокоряющим интересом, но слишком
ужасные, чтобы стать законным достоянием литературы.
Обыкновенно романисту надлежит их избегать, если он не хочет
оскорбить или оттолкнуть читателя. Прикасаться к ним подобает
лишь в том случае, когда они освящены и оправданы
непреложностью и величием истины. Так, например, мы содрогаемся
от «сладостной боли», читая о переправе через Березину, о
землетрясении в Лиссабоне, о чуме в Лондоне, о Варфоломеевской
ночи или о том, как в калькуттской Черной Яме задохнулись сто
двадцать три узника. Но в таких описаниях волнует сама
достоверность — сама подлинность — сама история. Будь они
вымышлены, мы не испытали бы ничего, кроме отвращения.
Я перечислил лишь некоторые из знаменитейших и величайших
исторических трагедий; но самая их огромность потрясает
воображение ничуть не меньше, чем зловещая сущность. Мне нет
нужды напоминать читателю, что из длинного и мрачного перечня
людских несчастий я мог бы извлечь немало отдельных
свидетельств подлинного страдания, гораздо более жестоких,
нежели любое из этих всеобщих бедствий. Воистину, настоящее
горе, наивысшая боль всегда единственны, неповторимы. И коль
скоро испить до дна эту горькую чашу приходится лишь человеку,
а не человечеству — возблагодарим за это милосердного творца!
Погребение заживо, несомненно, чудовищнее всех ужасов,
какие выпали на долю смертного. И здравомыслящий человек едва
ли станет отрицать, что это случалось часто, очень часто.
Грань, отделяющая Жизнь от Смерти, в лучшем случае обманчива и
неопределенна. Кто может сказать, где кончается одно и
начинается другое? Известно, что есть болезни, при которых
исчезают все явные признаки жизни, но, строго говоря, они не
исчезают совершенно, а лишь прерываются. Возникает временная
остановка в работе неведомого механизма. Наступает срок, и
некое незримое таинственное начало вновь приводит в движение
волшебные крыла и магические колеса. Серебряная нить не
оборвана навеки, и златой сосуд не разбит безвозвратно. Но где
в эту пору обреталась душа?
Однако, кроме неизбежного заключения априори, что
соответствующие причины влекут за собой соответствующие
следствия, и поскольку известны случаи, когда жизнедеятельность
прерывается, не подлежит сомнению, что людей иногда хоронят
заживо, — кроме этого общего соображения, опыт медицины и
самой жизни прямо свидетельствует, что это действительно бывало
не раз. При необходимости я мог бы сослаться на целую сотню
самых достоверных примеров. Один такой случай, весьма
примечательный и, вероятно, еще не изгладившийся из памяти
некоторых читателей, имел место не столь давно в соседнем
городе Балтиморе и произвел на многих потрясающее, неотразимое
впечатление. Супругу одного из самых почтенных граждан —
известного юриста и члена конгресса — постигла внезапная и
необъяснимая болезнь, перед которой оказалось бессильно все
искусство медиков. После тяжких страданий наступила смерть или
состояние, которое сочли смертью. Никто даже не подозревал, да
и не имел причин подозревать, что она вовсе не умерла.
Обнаружились все обычные признаки смерти. Лицо осунулось, черты
его заострились. Губы стали белее мрамора. Глаза помутнели.
Наступило окоченение. Сердце не билось. Так она пролежала три
дня, и за это время тело сделалось твердым, как камень. Одним
словом, надо было поспешить с похоронами, поскольку труп,
казалось, быстро разлагается.
Ее похоронили в семейном склепе, и три года никто не
тревожил могильный покой. По прошествии этого времени склеп
открыли, чтобы установить там саркофаг, — но увы! — какое
страшное потрясение ожидало ее супруга, который своими руками
отворил дверь! Едва створки распахнулись наружу, что-то
закутанное в белое со стуком упало прямо в его объятия. То был
скелет его жены в еще не истлевшем саване.
Тщательное расследование показало, что она ожила через два
дня после погребения и билась в гробу, который упал на пол с
уступа или с возвышения и раскололся, так что ей удалось
встать. Случайно забытый масляный фонарь, налитый дополна,
теперь оказался пуст; впрочем, масло могло улетучиться само по
себе. На верхней ступени лестницы при входе в зловещую гробницу
валялся большой обломок гроба, которым она, по всей видимости,
колотила в железную дверь, призывая на помощь. При этом она,
вероятно, лишилась чувств или умерла от страха; падая, она
зацепилась саваном за какой-то железный крюк, торчавший из
стены. Так и осталась она на месте, так и истлела стоя.
В 1810 году во Франции был случай погребения заживо,
который красноречиво свидетельствует, что подлинные события
воистину бывают удивительней вымыслов сочинителей. Героиней
этой истории стала мадемуазель Викторина Лафуркад, юная девица
из знатного семейства, богатая и на редкость красивая. Среди ее
многочисленных поклонников был Жульен Боссюэ, бедный парижский
litterateur или журналист. Его таланты и обаяние пленили
богатую наследницу, и она, кажется, полюбила его всем сердцем;
но из сословного высокомерия она все же решилась отвергнуть его
и отдать руку мосье Ренелю, банкиру и довольно известному
дипломату. После свадьбы, однако, супруг тотчас к ней охладел
и, вероятно, дурно с нею обращался. Прожив несколько лет в
несчастном браке, она умерла — по крайней мере состояние ее
было столь похоже на смерть, что ни у кого не возникло и тени
сомнения. Ее похоронили, — но не в склепе, а в обыкновенной
могиле близ усадьбы, где она родилась. Влюбленный юноша,
терзаемый отчаяньем и все еще волнуемый былой страстью,
отправляется из столицы в далекую провинцию с романтическим
намерением вырыть тело и взять на память чудесные локоны
покойной. Он разыскивает могилу. В полночь он откапывает гроб и
принимается уже состригать локоны, как вдруг его возлюбленная
открывает глаза. Как оказалось, она было похоронена заживо.
Жизнь не вполне покинула несчастную; ласки влюбленного
пробудили ее от летаргии, ошибочно принятой за смерть. Он
поспешил перенести ее в свою комнату на постоялом дворе.
Обладая немалыми познаниями в медицине, он применил самые
сильные укрепляющие лекарства. Наконец она ожила. Она узнала
своего спасителя. Она оставалась с ним до тех пор, пока
здоровье ее понемногу не восстановилось. Женское сердце не
камень, и последний урок, преподанный любовью, смягчил его
совершенно. Она отдала свое сердце Боссюэ. Она не вернулась к
супругу, но, сохранив свое воскресение в тайне, уехала вместе с
верным возлюбленным в Америку. Через двадцать лет оба вернулись
во Францию, уверенные, что время достаточно изменило ее
внешность и даже близкие ее не узнают. Однако они ошиблись; при
первой же встрече мосье Ренель тотчас узнал супругу и
потребовал, чтобы она к нему вернулась. Она отвергла его
притязания; и беспристрастный суд решил дело в ее пользу,
постановив, что в силу особых обстоятельств, а также за
давностью времени супружеские права утрачены не только по
справедливости, но и по букве закона.
Лейпцигский «Хирургический журнал» — весьма уважаемый и
заслуживающий доверия печатный орган, достойный того, чтобы
кто-нибудь из американских издателей выпускал его в переводе на
наш язык, — сообщает в последнем номере о подобном же
прискорбном происшествии.
Один артиллерийский офицер, человек огромного роста и
несокрушимого здоровья, был сброшен норовистой лошадью и сильно
ушиб голову, отчего мгновенно лишился чувств; в черепе
обнаружилась небольшая трещина, но врачи не видели прямой
опасности для жизни. Трепанация черепа прошла успешно. Больному
пустили кровь и пользовали его прочими обычными средствами. Но
постепенно он впадал во все более глубокое оцепенение, и
наконец, казалось, наступила смерть.
Стояла жара, и его похоронили поспешно до неприличия
где-то на общем кладбище. Похороны были в четверг. В ближайшее
воскресенье многие, как обычно, пришли навестить могилы, и
около полудня один крестьянин произвел сильное волнение,
утверждая, что присел отдохнуть на могилу офицера и вдруг
почувствовал сотрясение земли, словно покойник норовил встать
из гроба. Поначалу его рассказу мало кто верил, но неподдельный
ужас и твердая убежденность, с которыми он доказывал истинность
своих слов, в конце концов возымели действие на толпу.
Бросились за лопатами, в несколько минут раскопали могилу,
такую мелкую, что стыдно было смотреть, и голова офицера
предстала на свет. Казалось, он был мертв, но сидел скорчившись
в гробу, крышку которого ему удалось приподнять отчаянным
усилием.
Его тотчас отвезли в ближайшую больницу, где выяснилось,
что он жив, хотя и лишился чувств от удушья. Через несколько
часов он пришел в себя, стал узнавать знакомых и, путаясь в
словах, рассказал о невыносимых страданиях, которые претерпел в
могиле.
Судя по его рассказу, сознание теплилось в нем более часа
после похорон, а затем он впал в беспамятство. Могила была
наспех забросана рыхлой землей, так что оставался некоторые
приток воздуха. Он услышал над головой топот множества ног и
попытался привлечь к себе внимание. Как он объяснил, шум на

• Tweet

Страницы: 1 2 3 4